Теперь, спустя вереницу истекших лет, когда со страной и со всеми нами столько всего стряслось, а та трагедия в московском небе все равно не затерлась в прошлом, не забылась, и, когда выплыли из спрессованных архивов прежде секретные сведения, проливающие свет на тот далекий день. Все происшедшее складывается в логичном и объяснимом порядке. Именно в порядке – даже и вполне предсказуемом, потому что не случайность, не внезапно возникшие роковые обстоятельства погубили летчика, обладавшего громадным и уникальным опытом.
Что же именно привело к трагическому исходу… Многое. То, чего не должно было случиться, чего быть не должно. Но готовили трагедию и объективные обстоятельства.
Накануне
Более всего, пожалуй, торопило время. Гремела броней Германия. Ее новый истребитель «Мессершмитт» был великолепно вооружен и уже слыл самой быстрой военной машиной в мире. У нас ничего похожего нет. Просто позарез был нужен новый истребитель, способный вести с ним дуэль на равных. «И-180» Николая Поликарпова обещал стать именно таким истребителем. На московском заводе построен единственный, опытный экземпляр со специально для него сконструированным двигателем. За созданием новой машины пристально следит из Кремля вождь. Все его окружение в напряженном ожидании – рядом. Поликарпова, директора завода Усачева постоянно торопили, подталкивали и они делали все возможное и невозможное: не дай бог, обвинят в саботаже… Поднять новый самолет в воздух должен был Чкалов.
Без событий 12 декабря в расследовании трагедии, случившейся через три дня, не обойтись. Тогда было еще не поздно выправить крутой перелом в судьбе великого летчика, но только теперь, именно 12 декабря Чкалов ступил на путь, выложенный для него.
В тот день ведущий инженер по испытаниям завода Лазарев сообщил Чкалову, что сборка самолета идет со страшным скрежетом – один дефект неумолимо вытягивает за собою другой, и о давлении со стороны наркомата и главного управления авиационной промышленности тоже рассказал. Спокойно работать, взвешивая каждый шаг, невозможно. Чкалов тогда успокоил молодого инженера: новая машина и не может возникнуть без напряженных усилий. То, что дефекты появляются – нормально, их бояться не следует. Нельзя оставлять «на потом».
Подошло воскресенье, 12-е. Сильного мороза не было, снега тоже. Чкалову сообщили, что утром подписан акт о готовности опытного самолета к первому испытанию. Понимал ли он, что машина на самом деле к полету не готова? Можно не сомневаться: понимал. Но при этом безгранично верил в конструкторов и инженеров – не могли те подписать такой акт, если бы существовала затаенная опасность.
На летно-испытательной станции центрального аэродрома неожиданно для Чкалова собралось необыкновенно много народа и это очень ему не понравилось, хотя он и сознавал, почему собрался народ: первый полет секретного истребителя, которого давным-давно ждали, не мог не вызвать такой интерес. Тот же Лазарев доложил, что самолет и новый двигатель М-88 тщательно осмотрены и к вылету готовы. Когда мотор запустили, Чкалов долго прислушивался к его мерному, мощному рокоту – казалось, он слышит каждый из четырнадцати цилиндров отдельно… Потом он проверяет на стоянке отдельно рули поворотов и рули высоты хвостового оперения. Все безотказно.
Краснокрылая машина выруливает на взлетную полосу и начинает разбегаться. И вдруг резко тормозит. В толпе – полное недоумение. В последнюю минуту Чкалов получил приказ: немедленно вернуться на стоянке. Летчик раздосадован, он уже жил предстоящим полетом. Неожиданно рычаг переключения скорости при движении вперед как бы провалился, а мотор вместо положенного в этом случае набора мощности стал резко сбавлять обороты. И замер.
Никто не скажет, что в ту минуту почувствовал пилот. Несомненно одно: он подумал, что это могло случиться в воздухе. Планировать с отключенным двигателем эта машина изначально, по сути своей, не могла.
Но кто и почему так непостижимо вовремя отменил полет? Ни один из присутствовавших в тот день на аэродроме не знал – да и не мог знать, что бумага шла под грифом «совершенно секретно»: без лишних слов и каких-либо околичностей нарком внутренних дел Берия сообщал наркому обороны Ворошилову: «Распоряжением директора завода НКОП №156 Усачева, на центральный аэродром вывезен с наличием 48 дефектов, отмеченных протоколов отдела технического контроля, новый истребитель «И-180», конструкции инженера Поликарпова.
На машине нет ни одного паспорта, так как начальник технического контроля… Яковлев их не подписывает до устранения всех дефектов… По мнению источника, имеющиеся дефекты могут грозить катастрофой самолета в воздухе». И все-таки Яковлев, под давлением директора завода (а на того-то как сверху давили!) разрешил полет на малых скоростях.
Ворошилов наложил резолюцию: «Запросить т. Кагановича М.М.». А тот и сам, впрочем, как и Ворошилов, дергал и торопил руководство завода к скорейшему испытанию. Тайный приказ, последовавший из наркомвнудел, подоспел буквально в последнее мгновение. Чкалов той бумаги, продлившей его жизнь еще на три дня, так никогда и не увидел. Сталину о ней было доложено.
Чкалов был другим человеком. Он знал, что от него ждут этого полета, давно ждут и не мог отказаться. Вернее – мог, но не хотел
Чкалов был другим человеком. Он знал, что от него ждут этого полета, давно ждут и не мог отказаться. Вернее – мог, но не хотел
Фото: РИА Новости
Первый – последний день
Было раннее утро, Чкалов спал дома, когда позвонили с аэродрома и попросили срочно приехать. Вскоре его темно-синий «паккард», подаренный вроде бы правительством, а на самом деле Сталиным, ведомый личным шофером летчика-комбрига Чкалова, летел мимо Маяковки, потом по Беговой. Постовые хорошо знали машину и лихо козыряли, пропуская ее и сдерживая, если было нужно, других.
На летной станции, на фоне только что обильно выпавшего снега, издалека светился ярко-красный истребитель. Самолет показался Чкалову еще более красивым. Даже и стоя на месте, машина представлялась стремительной. Удивило, что рядом, размахивая руками и покрикивая, суетился сам директор завода. Было очень морозно.
В комнате летчиков Чкалов прочитал акт, составленный накануне замом главного конструктора, ведущим инженером по производству и начальником ОТК завода. В нем говорилось, что все дефекты, о которых сообщалось в специальной ведомости, не являются препятствием для первого вылета. Однако: вылет следует производить не убирая шасси и с ограничением скоростей и перегрузок. Чкалов во всем этом ощутил напряжение.
Он не знал одного, чрезвычайно важного обстоятельства: начальник летно-испытательной станции по указанию директора завода написал докладную, в которой говорилось, что программа наземных испытаний нового самолета по большинству позиций не выполнена. Понятно, что именно означает докладная: самолет по-прежнему не готов к испытаниям.
То напряжение, меж тем, беспокоило летчика. По любому, с какой стороны ни посмотреть, ему надо было отказаться от полета. Так, несомненно бы, поступил другой выдающийся летчик, но старший и более опытный – Михаил Громов. Тот заставил бы довести самолет до ума, потребовал бы полностью провести испытания на земле и добиться устранения всех дефектов – ведь боевые пилоты будут и должны летать на доведенных машинах – и потому только такие и надо испытывать!
Чкалов был другим человеком. Он знал, что от него ждут этого полета, давно ждут и не мог отказаться. Вернее – мог, но не хотел. И это было уже его личное решение. Он считал. Что перед ним поставлена боевая задача и отдан боевой приказ.
Стоял сильный мороз – минус 25, на небе ни облачка. Чкалов обошел истребитель вокруг, словно прикладываясь и как-то иначе оценивая – некоторым так показалось, потом надел парашют и приказал механику Куракину, сидевшему в кабине самолета, запускать двигатель. Чкалов стоял и вслушивался в работу мотора на разных оборотах и, по всей видимости, остался удовлетворенным вполне. Механик, выбравшись из самолета, сообщил, что из-за сильного мороза мотор быстро стынет, даже и продолжая работать на малых оборотах. Чкалов кивнул. Опробовав машину в разбеге по полосе и резко затормозив, он тщательно проверил действие рулей. После этого самолет замер на старте.
Набрав пятьсот метров высоты, пилот, покачав крыльями, проверил элероны, управляющие креном самолета и пошел на первый разворот – неторопливое, плавное скольжение по кривой, потом на второй, более крутой. Все это происходило в пределах границ Центрального аэродрома. Знаменитый летчик-испытатель Владимир Коккинаки, летевший в то самое время поблизости, увидел алую машину Чкалова совсем близко от себя и отчетливо разглядел, как Чкалов поднял левую руку в перчатке с воздетым большим пальцем. Коккинаки стал последним, кто видел Чкалова живым. За две минуты до катастрофы.
Внезапно самолет Чкалова сильно тряхнуло и с земли увидели, как он выстрелил черный сгусток недоработанного горючего. Верный признак того, что мотор остывает… Охлаждающее устройство предусматривалось, но изготовить его не успели.
Чкалов повел машину на снижение, двигатель снова выстрелил и резко сбавил обороты. Машина самопроизвольно, не поддаваясь управлению, стала стремиться к земле… Впереди, прямо по курсе показалось какое-то явно жилое строение… Чкалов заложил, насколько было возможно, крутой левый вираж, чтобы в него не врубиться. Посадочная полоса осталась справа… Внезапно перед ним вырос деревянный барак, самолет ударился крылом в столб, летчика вместе с сиденьем выбросило из самолета и падая, он ударился головой о торец штабеля металлической арматуры…
Набежало много народу, но в Боткинскую больницу пилота, стекающего кровью, доставили быстро. Только он уже не дышал.
Потом
После гибели Чкалов удачливая до той поры судьба конструктора Поликарпова круто переменилась. Самолет надежд – «И-180» не пошел. Во время испытания второго образца, уже на земле, самолет внезапно скаповтировал – перевернулся, но пилот, по счастью, не пострадал. На третьей машине едва не погиб отличный летчик А. Прошаков: самолет попал в перевернутый штопор. На испытаниях третьей машины погиб отличный летчик Томас Сузи. Друг Чкалова, сам замечательный пилот Георгий Байдуков сказал, что Чкалов, если бы был жив, все же сумел бы в конце концов довести самолет.
Замечательный авиаконструктор Николай Николаевич Поликарпов, создатель первого отечественного истребителя и ряда других отличных самолетов, после последних своих неудач тяжело заболел. Наверное, он мог бы еще пожить, но на пике болезни правительство закрыло все его перспективные работы и лабораторию вместе с сотрудниками и разработками передало Лавочкину. Это ускорило появление нового великолепного истребителя «Ла-5», ставшего грозой для врага в годы Великой Отечественной.
А Чкалова все равно не хватало.